На главную | "Контактный" Чат | Форум | Гостевая книга | Фотогалерея | |
КОНТАКТ МОНЧЕГОРСК | |
Мончегорская молодёжная газета "Контакт" |
|
\Молодёжные новости
UPMK.Narod.Ru
|
Непрожитая жизнь Мой третий «А» уже разошелся по домам. Обычно они всегда спешат, после второй смены так хочется побыстрее домой. А меня подкараулили здесь, на этом дворе, вымощенном треснутыми бетонными плитами. Может, я зря не пошел вместе с ребятами? Но ведь это все равно бесполезно. Со мной никто не разговаривает. У меня нет друзей. Почему, почему, почему? Почему они видят во мне врага?.. Домой идти страшно. Папа, наверное, снова придет с работы в семь вечера и пьяный, и мама опять будет кричать на него и плакать. Под ноги вяло ползет мокрый от дождя асфальт. Дом рядом со школой. На шестом этаже наши окна. Привычно поднимаю глаза на них, прежде чем войти в парную духоту подъезда. Не горят!.. Я так и знал... Сейчас шесть. Если папа не пришел, значит, ждать его трезвым уже нечего. Снова будет скандал... В квартире темно, пусто и уныло. Никого... Мама придет, наверное, скоро. А папа - не знаю. На плите сковородка с чем-то, на столе записка. Я так люблю мамин почерк! А может, все обойдется? Ой, вот в замке поворачивается ключ! Мама! Она включает свет в коридоре. Во мне, наверное, тоже вспыхивает какая-то лампочка. Квартира резко меняет темные краски на светлые и радостные. Веселая суета в прихожей. «Иди, иди, кушай, я сейчас...» Задача по математике не решается... Какая там задача! Папа пришел в восемь. Из кухни доносится страшная ругань какими-то непонятными словами – наверное, очень плохими. Как я устал! Даже тот старшеклассник забыт. Я ничего не хочу, только бы поскорее папа лег спать. А потом, может быть, почитаю книжку... Вот если бы не ходить завтра ни в школу, ни домой... Как-то мучительно пусто внутри, и ничто не радует... Папа никогда не перестанет пить, хотя он и обещал. Значит, мама не перестанет ругаться. И мы всегда будем так жить... Почему все так плохо? Мне жалко папу и жалко маму, и я не знаю, за кого мне заступиться». Таким было мое детство. Повторялось это почти каждый день. Самые памятные чувства, которые оставило в моей душе то время, – страх и пустота. Я боялся своих одноклассников, которые считали меня чужим и могли побить «за просто так». Я боялся пьяного мата отца и маминых слез. И не мог даже представить себе, что можно кому-то рассказать о мучительной боли в душе. В меня было вколочено грязными кулаками сознание того, что жаловаться нельзя, что это предательство. И я молча носил в себе то, что доводилось испытывать. Мучительно завидовал другим, у которых – я был уверен! – папа и мама никогда не ссорятся. И молчал. К тому же говорить о чувствах не было принято в нашей семье. Мысли и мечты считались как бы несуществующими. Несуществующим было и страдание. И все мы жили в мучительной раздвоенности, существовали в двух абсолютно непохожих друг на друга мирах. Один из них был более или менее понятен. Сыты, одеты, обуты. Спим в теплых постелях. Все хорошо? Ведь правда, все хорошо? Наверное... Другой мир был сонмом невысказанных мыслей, несбывшихся надежд, угасших желаний. Целая непрожитая жизнь. Мы боялись даже мимолетных раздумий о ней. Однако ощущение безысходности не покидало. Нас придавила мраморная стелла чьей-то непостижимой и безжалостной воли. Все было определено заранее, сделан какой-то чудовищный, нелепый выбор: пьянство вместо раздумий, унылый фатализм вместо веры в себя, тоска вместо любви, горе вместо радости... Моя тетя, приезжая в гости, говорила: «Не жили хорошо, так нечего и начинать». Родители соглашались. Ставили окончательный крест на своих надеждах. Бороться? Преодолевать? Что-то менять? Поздно, да и незачем... Я никогда не делился ни с матерью, ни с отцом своими переживаниями. Был угрюм, неприветлив, никогда не обнимал мать, не ласкался к ней. И она, страдая от моей холодности, никогда не спрашивала меня: почему я такой? Люблю ли я свою маму? Что со мной происходит? А я, смутно подозревая, что так на самом деле быть не должно, упорно гнал прочь эти подозрения. Внешне оставаясь сыном и матерью, внутренне мы были чужими друг другу. Оба мучились этим. И оба не умели признаться друг другу в любви. А ведь она была, она существовала! Я запоем глотал книги, пытаясь убежать от тягостного одиночества в призрачный лабиринт сюжетов. Копаться в душе было НЕ ПРИНЯТО... Кем не принято? Почему не принято? Я не задавал себе в те годы таких вопросов. Многие ли родители задумывались над тем, как больно ребенку видеть ссору самых любимых людей? Это тяжелая психическая травма. Это хроническая болезнь под названием неверие в основу жизни. Откуда возьмутся в человеке любовь, отзывчивость, уверенность и честность, которые так настойчиво требует от него общество, если человек не видит этих качеств в своих родителях? Уж если мама и папа – столпы вселенной – готовы порвать друг друга, то не очень-то прочен этот мир. Но не в самой ссоре, наверное, заключается главное зло. Оно – в жизни, лишенной смысла, когда человек не задумывается над тем, КАК он живет. Когда он живет просто по привычке. Из этого и проистекает замкнутость, непонимание, та самая раздвоенность: вроде бы все хорошо, а как задумаешься – сбежал бы куда-нибудь от такой хорошести... Когда не делишься своей душой с другим человеком и сам не способен ответить на открытость открытостью. Да-да! Не делитесь переживаниями с ребенком – не ждите, что он будет делиться с вами. Не слушаете его – не думайте, что он станет в решающий момент слушать вас. И порвется ниточка, которая связывает вас в единое целое. Как это бывает? Попробуем проследить с самого начала. Вот малыш только-только научился брать предметы руками. А мама ему: «Нельзя! Не трогай!» Ребенок получает «запрет» на руки. Потом он начинает ходить. «Нельзя! Не ходи туда!». Получен «запрет» на ноги. Начинает говорить, и снова: «Так говорить нельзя!» Потом: «тебе нельзя это смотреть! Тебе нельзя это слушать!» Сотни, тысячи «нельзя»... А почему «нельзя»? Разве родители это объясняют? Они просто диктуют свою волю. Свободная воля ребенка при этом отходит на второй план и подменяется диктатом взрослых. И эти же взрослые потом требуют от него самостоятельности, свободного и осознанного выбора... Да откуда же он возьмется, этот осознанный выбор, если воля подавлена с детства бесконечными «нельзя»! Но как быть, если действительно нельзя? Ведь не разрешать же ему поиграть, скажем, спичками? Под запретом должно быть только то, что угрожает его жизни. Электрическая розетка – вот это действительно нельзя. Горячий чайник – нельзя ни в коем случае. Но все, что не угрожает его здоровью и жизни, нужно разрешить. Совсем маленького ребенка, еще не умеющего говорить, нужно отвлечь от нежелательных действий. А 2-3-летнему - дать возможность попробовать. Именно так ребенок научится судить о вещах самостоятельно. Пусть он падает на улице в лужу! Ничего страшного. Но потом у него надо спросить (без всякой подковырки, совершенно серьезно): «Ну как? Что ты чувствуешь? Приятно или неприятно?» Тогда он сделает свой собственный вывод. Так он учится отслеживать собственное поведение, контролировать себя: а действительно, зачем он это делает? Почему действует так, а не по-другому? Кроме того, отвечая на ваши вопросы, он учится рассказывать о себе. Полноценный контакт с людьми без такого навыка невозможен. И вам совершенно необходимо разговаривать с ним, внимательно его слушать, проявлять интерес к его мыслям – для того, чтобы получить доступ в его внутренний мир. Иначе нельзя говорить ни о каком доверии. Очень полезно попытаться поставить себя на место ребенка. Встаньте на коленки или сядьте на корточки. Взгляните на мир с высоты его роста. Что вы увидите? Абсолютно непонятный мир огромных предметов, какой-то хаос... Попробуйте-ка в нем разобраться только путем указующего маминого перста, без всяких экспериментов! И скажите себе честно и откровенно: за всю вашу жизнь вы когда-нибудь учились на чужих ошибках? |
|
||||||
|
WebMaster
© 2003 Copyright by D. Rusakov
Издание
основано 14.12.2001
Использование
материалов возможно только при ссылке на www.kontakt-smi.narod.ru
Статьи и изображения принадлежат их
авторам